Есть в нашей семье маленькая шкатулочка, простенькая с виду, крышку которой украшает незатейливый рисунок по мотивам русских народных сказок. Отчего шкатулка легко запоминается и поэтому никто не спрашивает, что в ней лежит. А лежат в ней не ювелирные украшения, а разные документы, принадлежащие нашей семье и оставшиеся не только со времён советской власти, но и помеченные концом XIX-го — началом XX века. Общественная значимость их невелика, а вот для нашей семьи они представляют несомненную ценность. Вот, к примеру, расписка «От сего 17 декабря 1902 года». В ней друг моего деда Андрея Андреевича, некто Вячеслав Ильич Бондарев, обязуется бросить курить. А если он нарушит данное слово, то будет считаться человеком, не имеющим характера. Вот так относились люди, жившие в то время, к своему слову.

Но вот совсем недавно, перебирая содержимое шкатулки, я наткнулся на небольшое удостоверение голубоватого цвета с красной звездой посредине. Оказалось, что это красноармейская книжка, принадлежавшая моему родному дяде Георгию Андреевичу Евсееву. Он был мобилизован в Красную Армию сразу после нападения фашистской Германии на нашу страну. Согласно мобилизационному предписанию, уже в первый день войны он прибыл на станцию Химки Октябрьской железной дороги в Химкинский военный городок. Там его определили в 14-й зенитный прожекторный полк.

Напрашивается невольный вопрос. А почему дядю определили в прожектористы? А всё потому, что по своей основной специальности он был электомонтёр, но, как я сейчас понимаю, очень широкого профиля. Неудивительно, что такая специальность была востребована в армии. Грамотные электрики ценились на вес золота. Тогдашний прожектор — это тебе не игрушка. Спустя лет десять после войны, Георгий Андреевич, писавший в свободное время стихи, встретился на Дне поэзии с тогда ещё молодой многообещающей поэтессой Беллой Ахмадулиной. Говорили они не только о поэзии. Прощаясь, Белла Ахмадулина написала на сборнике «День поэзии»: «Георгию Андреевичу на память о Дне поэзии. Пожелайте мне быть таким же хорошим поэтом, какой вы — электромонтёр». Вот такие люди приходили в Красную Армию.

Иногда приходится читать, что красноармейцев в первые дни войны посылали на передовую чуть ли не в чём мать родила. У них, мол, не было ни оружия, ни обмундирования… Книжка моего дяди опровергает эти писания, рассчитанные на дешёвую сенсацию.

В частности, в ней скрупулёзно отмечается, что получал красноармеец по прибытии к месту службы. Тут и шинель, и гимнастёрка, полные комплекты летнего и зимнего белья, сапоги, ботинки и обмотки и т.д. И конечно же, винтовка и противогаз. И всё это под расписку. Сегодня известно, какие потери понесла наша армия в первые месяцы войны. Фашистская авиация господствовала в воздухе. Поэтому правительство приняло решение сосредоточить большие силы на защите столицы от налётов вражеской авиации. Зенитки, истребители не давали немецким бомбардировщикам приблизиться к столице, встречая их на дальних подступах. Тогда фашисты избрали другую тактику — перешли к ночным налётам. Дядя часто рассказывал о первых месяцах войны. Как я сейчас понимаю, они были далеки от того, что бы мне хотелось услышать. В них бойцы не ходили в атаку, не встречали на подступах к Москве вражеские танки, не истребляли десятками гитлеровских солдат. До этого я читал другие книги: о подвиге 28 героев-панфиловцев, о партизанке Зое Космодемьянской, о лётчике Викторе Талалихине, совершившим в подмосковном небе первый в мире ночной таран.

А дядя Гога, как все его называли в семье, рассказывал о скучноватых буднях, когда бойцы целыми днями учили матчасть, причём, большей частью, вражескую. Единственное, что я любил слушать, так это его рассказы о немецких самолётах.

Обычно он начинал с того, что доставал каким-то чудом сохранившиеся плакаты, на которых были изображены силуэты бомбардировщиков — «юнкерсов», «хейнкелей», знаменитых истребителей «Мессершмидт-109». Он давал краткую характеристику каждому самолёту, на губах показывая, какой звук при полёте они издавали.. От него я, например, знал, что у немецких самолётов был прерывистый звук: уа-уа-уа. Так плачет маленький ребёнок. Моторы же наших самолётов гудели ровно, как хорошо натянутая струна. Это внушало почему-то гордость за нашу авиацию. Мол, гудели не как фашисты. Много позже, вспоминая рассказы дяди Гоги, я задумался. Какая же квалификация, какая жажда знаний должна была быть у человека, чтобы он мог по звуку определить тип вражеского самолёта!

Неторопливая размеренная жизнь в подмосковных Химках — а это всего шесть-семь километров от Москвы — закончилась в ночь на 22 июля. Как говорят архивные документы, в 22 часа 25 минут наши посты слежения за небом зафиксировали приближение к столице 127 бомбардировщиков «Юнкерс-88» и «Хейнкель-111». Идея разбомбить Москву и помешать планомерной эвакуации населения и предприятий не оставляла в покое высших чинов вермахта. Тем более, что опыт бомбёжек крупных городов у Люфтваффе уже был. Его пилоты буквально засыпали Англию зажигательными и фугасными бомбами. Сильно пострадал не только Лондон, но и такие небольшие городки, как, к примеру, Ковентри.

Опыт этих лётчиков и предполагалось использовать при налётах на столицу СССР. Гитлер постоянно слал директивы в войска с требованием поскорее начать налёты. Наконец всё было готово, и 21 июля лучшие лётчики Люфтваффе, получив подробнейшие карты Москвы и фотопланшеты, на которых были отмечены все мало-мальски важные промышленные и гражданские объекты, отправились выполнять боевое задание. Чтобы придать ещё большую весомость предстоящей операции, лётчикам объявили, что главная их цель — сердце Москвы и России, Кремль.

Разумеется, Георгий Андреевич со своими боевыми товарищами ничего не знали о планах врага. Конечно, мы догадывались, что такое затишье не может продолжаться вечно, вспоминал он. Немцы наступали, фронт приближался к Москве, что не могло не волновать. Как же так? Красная Армия непобедима, отступление временное, но если оно будет продолжаться такими темпами, то враг скоро будет у стен Москвы. Чувствовалось, что бомбёжки должны были начаться со дня на день.

То и дело налетали одиночные самолёты, неизвестно с целью. Их встречали зенитки и наши истребители.

Ближе к вечеру 21 июля мы получикакойли сообщение, что к Москве летит армада немецких бомбардировщиков, продолжал воспоминания мой дядя. Прозвучала команда занять боевые позиции. Сделать это было несложно — прожекторы устанавливались на «трёхтонках» ЗиС-5, и в случае необходимости быстро переезжали на новое место. А вскоре последовала новая команда. Включить прожекторы! И десятки ярких лучей осветили ночное небо. Наши прожекторы были неплохого качества. Например, длина луча достигала 12 км.

Прошло немного времени, и все услышали столь характерный надрывный вой моторов. Лучи прожекторов заметались по безоблачному небу, выхватывая из темноты вражеские самолёты, которые, конечно же, не стояли на месте. Когда кому-нибудь из прожектористов удавалось не потерять самолёт, на помощь приходили товарищи и брали врага в перекрестье лучей. Тут же к нему тянулись трассы очередей зенитных пулемётов и разрывы снарядов, выпущенных из зенитных орудий, опутывали самолёт. Грохот стоял невообразимый. Градом сыпались осколки. Это какое-то чудо, что никого не задело. То тут, то там в ночном небе вспыхивали яркие свечки. Это означало, что вражеский самолёт уже никогда не долетит до Москвы.

Сказать, сколько длился первый налёт, никто не мог. Бойцы потеряли счёт времени. И только где-то к четырём утра всё окончательно стихло. Днём приехало начальство и объявило, что нам удалось отстоять московское небо. В ту ночь молодые необстрелянные прожектористы, зенитчики, изучавшие своих врагов лишь на плакатах и определявших тип самолёта по звуку, сумели не подпустить к столице фашистских асов, которые до этого безнаказанно бомбили города Европы. Двадцать два бомбардировщика нашли свою могилу в подмосковных лесах и полях. Остальные позорно ретировались, сбросив бомбы куда попало. Лишь несколько самолётов прорвались к городу, но прицельного бомбометания у них не получилось. Например, вместо Кремля они ударили по стадиону. Да и сбросили они всего-то девять фугасных бомб и около пяти тысяч зажигалок. А ведь везли в Москву приблизительно 104 тонны. Зато потери среди мирного населения оказались весьма значительными. Пострадало 792 человека, из них 130 погибло. Потом были ещё налёты. Они продолжались практически каждую ночь. Но тот первый запомнился прожектористу Георгию Андреевичу Евсееву на всю жизнь. В рядах Бессмертного полка есть и его место.

Валентин ЕВСЕЕВ